В течение двадцати четырех часов человечество забыло о религии, гуманизме, возвышенных идеях. Каждый старался спасти себя, хотя бы сокращая жизнь близких. Однако были и случаи беспримерного героизма. В госпиталях некоторые сиделки оставались с больными, делясь с ними продуктами, пока все вместе не умирали от голода. В одном из родильных отделений мать родила ребенка и, покинутая всеми, держала его у груди, пока рука ее не ослабла от голода.

В этот мир ужаса и вошел Миллер, выйдя из здания. Правда, он приготовил себе крепкую палку, но ползущие автомобилисты не обращали на него внимания, и он медленно пошел по Пятой Авеню, а потом на север, и все время молился, хотя в первый день еще не было картин, наблюдавшихся позднее.

Наконец он добрался до реки, переплыл ее и шел дальше, а когда наступила ночь, был уже за городом и только тогда перестал молиться. Временами он встречал отдельных автомобилистов, злившихся, что их машины испортились. В деревнях никто не понимал, что случилось; до самой смерти люди не узнали этого. Только жители городов знали, но не понимали, почему.

На следующее утро Миллер встал рано и, внимательно изучив карту дорог, снова двинулся вперед. Он избегал городов, огибая их, испытывая постоянное мучительное желание поделиться тем, что имеет, с оголодавшими калеками, а ведь ему требовалось сохранить силы и принести пищу для той девушки из расы пешеходов, одинокой среди беспомощной прислуги, закрытой за железной оградой длиной в тридцать миль. Второй день путешествия близился к концу. За последние несколько миль он не встретил никого. Солнце, пробивающееся между стволами дубового леса, бросало фантастические тени на бетонное шоссе.

А по шоссе к нему приближался странный караван, состоявший из трех привязанных друг к другу лошадей. Две из них несли на спинах узлы и емкости с водой, притороченные крепко, хоть и не слишком умело. На третьей, в седле, похожем на стул, сидел старичок, спавший, уткнувшись подбородком в грудь и крепко держась за поручни руками. Кавалькаду эту вела женщина — высокая, сильная, красивая, идущая легким шагом по бетонной дороге. На плече ее висел лук и колчан со стрелами, в правой руке была тяжелая трость. Она шла уверенно и неустрашимо; видно было, что ее переполняют сила, уверенность в себе и гордость.

Миллер встал посреди дороги. Кавалькада подошла ближе и остановилась.

— Кто ты? — спросила женщина, и в голосе ее слышались любопытство, солнечное утро и дрожавшие листья. — Кто ты и почему становишься у нас на пути?

— Меня зовут Авраам Миллер, а ты, наверняка, Маргарет Хейслер. Я ищу тебя. Твой отец в безопасности и послал меня за тобой.

— И ты принадлежишь к расе пешеходов?

— Так же, как и ты! — И так далее и тому подобное…

Старый профессор проснулся и взглянул на молодую пару, которая, погрузившись в беседу, забыла обо всем на свете.

— Именно так и бывало в прежние времена, — буркнул он себе под нос.

Сто лет спустя в воскресный полдень отец с сыном осматривали Музей Естественных Наук в реконструированном Нью-Йорке. Весь город был теперь одним большим музеем. Люди посещали его, но никто не хотел там жить. Никто уже не хотел селиться в городах, если можно было жить в деревне.

День в городе автомобилистов входил в программу воспитания каждого ребенка, поэтому в то воскресенье отец с сыном медленно шли по большому зданию. Они уже видели мастодонта, бизона, птеродактиля, постояли перед витриной, где находился вигвам с типичной индейской семьей. Наконец подошли к большому автомобилю на четырех колесах, но без дышла, чтобы запрягать лошадь или вола. В машине сидели мужчины, женщины и маленькие дети. Мальчик с интересом взглянул на них и дернул отца за рукав.

— Смотри, папа. Что это за машина и странные люди без ног?

— Это, сын мой, семья автомобилистов. — И отец рассказал сыну историю, которую все отцы расы пешеходов обязаны рассказывать своим детям.

Д. Финней

ИНТЕРЕСНЫЕ СОСЕДИ

Перевод с англ. И.Невструева

Я не буду утверждать, что с самого начала догадывался о чемлибо в связи с Хелленбеками. — Правда, я сразу заметил кое-что странное, но махнул на это рукой. Они были так милы, что я сразу полюбил их. Кроме того, у каждого есть свои маленькие чудачества.

В день их приезда мы наблюдали за ними из окон нашей веранды. Конечно, не для подглядывания, а просто так, из интереса. И Нелл и я довольно дружелюбны, и потому хотелось, чтобы в соседнем доме поселились люди нашего возраста и подобного характера.

Я как раз заканчивал завтрак — была суббота, и не нужно было идти на работу, — а Нелл пылесосила ковер на веранде. Потом пылесос затих, и Нелл крикнула: «О, уже приехали!» Я подбежал к окну, и мы вместе выглянули.

Он помогал ей выйти из такси, и я мог детально рассмотреть обоих. Похоже, им было столько же лет, как и нам, он — около тридцати двух, она — лет двадцати пяти. Она была очень красива, да и он производил неплохое впечатление.

— Только что поженились, — сказала Нелл с легким блеском в глазах.

— Откуда ты знаешь?

— У них все новое, даже ботинки.

— Да, пожалуй, ты права, — я некоторое время смотрел, потом добавил:-И похоже, они иностранцы, — показывая этим Нелл, что я тоже наблюдателен…

— Почему ты так думаешь?

— Потому что он не знает наших денег.

Так оно и было. Он не мог справиться, пока не вытащил целую горсть мелочи, чтобы шофер выбрал сам.

Однако потом оказалось, что оба мы ошибались. Они уже три года как поженились, оба родились в Штатах и почти всю жизнь прожили здесь.

Через полчаса привезли мебель: все новое, купленное в здешних магазинах. Мы живем в Сан-Рафаэль, Калифорния, в районе малых домов. Соседи наши, в общем, люди молодые, и атмосфера царит доброжелательная, поэтому через пару минут, надев старый фланелевый костюм, я вышел с мыслью познакомиться с ними и помочь, если будет нужно. Я пересек газоны и, подходя к дому, услышал их голоса в гостиной.

— О, здесь Трумен, — сказал Хелленбек, и раздался шелест бумаги.

— Трумен? — задумчиво переспросила она. — То есть, следующим был Рузвельт?

— Нет. Трумен был после Рузвельта.

— По-моему, ты ошибаешься, дорогой, — ответила она. Сначала был Трумен, а потом Рузвельт, а потом…

Когда я остановился на пороге перед их дверями, разговор прервался. Я постучал и заглянул внутрь. Они сидели в гостиной на полу, и Тэд Хелленбек как раз поднимался на ноги. Они распаковывали ящик с тарелками, везде валялись мятые газеты, и они, видимо, просматривали их. Тэд подошел к двери. Сейчас он был в футболке, рабочих брюках и мокасинах — все новое, с иголочки.

— Я Ал Левис из дома рядом, — представился я. — Хочу спросить, не нужна ли вам помощь?

— Очень приятно! — он шире отворил дверь и протянул руку. — Я Тэд Хелленбек.

Его жена встала с пола, и Тэд нас познакомил. Ее звали Энн. Потом мы вместе работали остаток дня. Я помогал им распаковывать вещи, и мы привели дом в жилой вид. Пока мы работали, Тэд рассказал мне, что они жили в Южной Америке — он не говорил точно, где и когда — и, не желая платить за перевозку имущества, продали. все, что имели там, за исключением дорожных костюмов и нескольких мелочей. Это было достаточно правдоподобное объяснение, вот только через несколько дней Энн сказала Нелл, что их дом в Южной Америке сгорел дотла, и они потеряли все.

Через полчаса после моего прихода привезли постельные принадлежности: одеяла, подушки, белье и тому подобное. Энн взяла две подушки и пошла в спальню. Был ясный день, дверь спальни была плотно закрыта и, кроме того, она из темного дерева, однако, Энн пошла прямо на нее и, конечно, ударилась. Я не мог понять, как это случилось. Это выглядело так, будта она ждала, что дверь откроется сама. По крайней мере, что-то в этом роде сказал Тэд, кинувшись ей на помощь.